Найти врача, которому доверяешь — не простая задача.
Поэтому понимать философию врача порой важнее, чем разбираться в методиках операций. О принципах эстетической липоскульптуры, совместной работе с пациентами и личном пути в эстетической медицине мы поговорили с пластическим хирургом клиники UMC Максимом Владимировичем Вуйловым.
— Максим, начну с вопроса «в лоб»: можно ли с помощью липоскульптурирования получить идеальное тело?
— Само понятие «идеальное» очень субъективно и в наше время постоянно колеблется от веяний моды. Для меня идеальное тело — гармоничное и пропорциональное. На операции я стараюсь добиться естественного результата, без явных признаков вмешательства. К примеру, можно сделать спортивный живот совершенно не спортивной девушке, но при взгляде на такую фигуру человек будет подсознательно чувствовать диссонанс.
— Что же делать, если объемы большие, а красоты хочется?
— Большие объемы тоже можно сделать красивыми! Выделить талию, сделать стройнее бедра, аккуратно проработать спину, руки, подтянуть грудь. Хирург не должен действовать по шаблону, каким бы модным этот шаблон ни был. Индивидуальность прежде всего!
Излишки, портящие внешний вид убираем, а если есть необходимость, перемещаем собственную жировую ткань пациента в зоны, требующие объема.— Убирать жир из одних зон, добавлять в другие, — насколько это безопасно?
— В целом, поводов для опасений нет: хирург не делает разрезов, а работает через миниатюрные проколы, период реабилитации очень короткий. Для липосакции применяется оборудование, которое подходит даже для самых деликатных зон. Лишние жировые клетки при удалении остаются живыми и могут быть аккуратно пересажены.
— Правда, что при увеличении объемов хирург специально закачивает больше жира, потому что часть клеток не приживается?
— Да, мы делаем гиперкоррекцию, потому что часть жировых клеток уходит во время послеоперационного восстановления. Но я не сторонник введения очень больших объемов, поскольку это может обернуться проблемой в виде фиброзов. Также на приживаемость влияет методика введения клеток. Чем деликатнее хирург это делает, тем большая доля клеток встроится и начнет получать питание.
Я за годы работы вывел золотую формулу, при использовании которой приживаемость максимальная и эффект потрясающий. Немаловажно, что этот эффект прогнозируем, и позволяет предсказать результат с небольшой погрешностью.
— Слышала, что на приживаемость жировых клеток влияет метаболизм и другие индивидуальные особенности…
— Совершенно верно. Если девушка или парень интенсивно занимаются спортом, то вероятнее всего их организм воспримет новые жировые клетки как источник энергии и быстро их переработает. Во время первичной консультации я выясняю нюансы образа жизни пациента. Если у человека пять тренировок в неделю, то честно предупреждаю, что приживаемость будет крайне низкой, поскольку метаболизм на максимальном уровне. Но мы можем выбрать другую методику и иначе расставить акценты. Кстати, спортсмены редко настроены на липофилинг, их больше занимает борьба с жировыми ловушками. С этой задачей липоскульптура справляется идеально.
— Что может сделать сам пациент для идеального результата?
— Хороший вопрос! Липоскульптурирование — совместная работа врача и пациента, особенно в тех случаях, когда хочется радикальных изменений. Допустим, приходит корпулентная девушка и говорит: «Сделайте мне идеальное тело, а я вдохновлюсь и начну заниматься спортом...». В этом случае необходимо убедиться, что человек готов и сам постараться. Если я сделаю свою работу, а она не будет поддерживать результат, — быстро наступит разочарование. Договариваемся обычно так: девушка сбрасывает 5 кг, чтобы продемонстрировать свою решимость и ответственность, и тогда мы готовимся к операции. Вот в таких случаях получаются прекрасные результаты.
— Каковы ваши критерии идеально проведенной операции?
— Самая лучшая операция — та, которую окружающие не заметили. Знакомым просто кажется, что человек занялся собой: сбросил лишний вес, привел в тонус мышцы, отдохнул, похорошел. То есть изменения должны быть гармоничными.
— А как вы пришли в пластическую хирургию?
— Я начал работу врачом в 2004-м году, сразу после мединститута. Первая ординатура, вторая, третья, затем интернатура. Отработал больше семи лет в отделении челюстно-лицевой хирургии нашей областной больницы. Принимал неотложных больных со всевозможными травмами головы и шеи. После этого пошел в пластическую хирургию, но уже в Калининграде.
— Что подвигло изменить специальность?
— Это, скорее, было движение за мечтой. Я сразу после института планировал работать именно в эстетической медицине, но мои учителя объяснили, как важно поработать, что называется, «в поле» — увидеть самые разные случаи, пройти нужную и важную практику. Кстати, эти преподаватели учили еще моего отца, и их авторитет сделал своё дело. Эти «зубры от медицины» сумели вложить нам в головы, что в первую очередь мы врачи, и здоровье человека — первично!
— Опыт работы в челюстно-лицевой хирургии помогает сейчас?
— Когда работаешь в экстренной хирургии, привыкаешь брать ответственность за свои действия здесь и сейчас, принимать решения, не надеясь ни на кого. Это колоссальный опыт. Именно там я понял, что учебники по анатомии — это, условно говоря, свод правил, но мы все уникальны, все индивидуальны. И в пластической хирургии такое понимание, конечно, очень помогает.
— Кого вы считаете своими учителями в пластической хирургии?
— Самым первым учителем считаю калининградского хирурга Першина Андрея Васильевича. Это человек, который мне очень многое дал, во многом поддерживал. А сегодня все коллеги — мои учителя. Мы обсуждаем нюансы, сложные случаи, смотрим на опыт и фишки, и каждый вычленяет из этого общения золотое зерно для себя. Два хирурга, работающих по одной методике, все равно будут оперировать по-разному, опираясь на личный опыт и знания.
— Ваш отец тоже врач?
— Да, он невролог. Дома было полно энциклопедий, а атлас анатомии Синельникова был моей настольной книгой. В пятом классе я уже точно знал, что хочу быть врачом. Родители настраивали на углубленное изучение биологии и химии, записывали в профильные кружки и нанимали репетиторов. Путь был предельно ясен.
А вот то, что хирургия — это мое, понял на третьем курсе института, когда ходил на дежурства к отцу в неврологическое отделение. А там тоска: все пациенты хронические, терапия консервативная, долгая. Другое дело — хирургия, которая позволяет увидеть результат здесь и сейчас.— Многие пластические хирурги предпочитают узкую специализацию. Только блефаропластика, только липоскульптура…. У вас репутация универсального хирурга, при этом очень хорошие отзывы разных пациентов. Как вам это удаётся?
— Это особенность практики в небольшом городе — я ведь начинал в Калининграде, — узкая направленность там себя не оправдывает. Да и пациентам так комфортно: когда есть необходимость, проще снова обратиться к хирургу, которому доверяешь. Потом, в Новосибирске, был период, когда я пытался сфокусироваться на чем-то одном, но в итоге понял, что моя история — комплексные вмешательства, в том числе, послеродовые восстановления. Это объемные операции по времени и работе. Но и результат там тоже объемный, с вау-эффектом.
— Вы человек результата?
— Всегда шучу, что я из Союза искусствоведов. Мне нужно, чтобы каждый, кто видит пациента, порадовался и сказал: «Да, это произведение искусства!» Художник не может на потоке рисовать уникальные картины, а если начинает действовать по шаблону, превращается в маляра. То же самое с пластической хирургией. Важно найти своего мастера, который деликатно уберет лишнее, а не штамповщика, который обесценит красоту, данную природой.
Запишитесь на консультацию к доктору Вуйлову в Центр эстетической медицины UMC до конца марта, чтобы получить весеннюю скидку 10%. Акция действует до 31 марта 2021 года.
Специалист
-
Пластический хирург